Наталья Дмитриева - Колос времени [СИ]

– Ступай прочь! – Мартина резко высвободила ногу и отвернулась от служанки.

– Да я же… – Кристина собралась было обидеться, но, поглядев на застывшую спину госпожи, только вздохнула и вышла, без звука притворив дверь.

Оставшись одна, Мартина крепко зажмурилась и изо всех сил стиснула зубы. Но, несмотря на это, из-под ее плотно прикрытых век одна за другой выкатились обжигающие слезы, падая на подушку. И как она ни старалась, а унять их не могла, и они продолжали катиться по ее щекам, пока девушка не уснула.

Через месяц из ворот замка Зегельс выехала кавалькада из десятка полтора всадников в сопровождении двух крытых повозок и направилась через холмы к низинам по дороге, ведущей в Мариенбург. Возглавлял ее грузный пожилой рыцарь в белом суконном плаще с черным крестом, немного поодаль трое в таких же одеяниях вели между собой негромкий разговор. Еще один рыцарь следовал за ними, опустив голову и не отрывая глаз от небольшой книжицы в кожаном переплете. Кнехты в колетах из толстой кожи держались сзади, между ними катил первый возок, более легкий и быстрого хода, с резными дверями и потертыми бархатными занавесками на окнах. Вторая повозка с тяжелыми обитыми железом колесами замыкала кавалькаду, оставляя за собой густой пыльный шлейф.

Солнце, заливавшее холмы ярко-оранжевым светом, прощально блеснуло и тотчас же скрылось в густых сизых облаках. На горизонте стало разгораться зарево, похожее на отсвет далекого пожара – длинные алые языки взметнулись, охватывая половину неба, и, достигнув зенита, начали постепенно затухать. В низинах сгустились тени, а светлая лента дороги наоборот обозначилась еще резче на фоне покрытых темной зеленью лугов.

Возглавлявший колонну ливонец поерзал в седле, в который раз проводя рукой по красному и блестящему от пота лицу; придержав коня, он шумно перевел дыхание и проворчал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Ох, матерь Божья, ну и парит… И комары попрятались, и цикад не слышно – чтоб мне лопнуть, ежели к ночи не разразиться гроза. Храни нас святой Николай! Черт же дернут выехать на ночь глядя, оставались бы лучше в замке… А тут того и гляди вымокнешь до нитки… шпорами своими клянусь, и часу не пройдет, как начнет поливать.

Один из его спутников, высокий и худощавый, обогнав товарищей, поравнялся с предводителем и вежливо заметил:

– Досточтимый брат Вильгельм, ни вы ли громче всех кричали, что ноги вашей не будет более под крышей Зегельса?

– Так и будет! – мгновенно вскипел старый рыцарь, с силой натягивая поводья. – Так и будет, клянусь честью! Чтоб мне вовек не видать последнего причастия! Больше я в Зегельс не ездок, нет уж. Пока там всем заправляет этот щенок Хорф… Подумать только, хозяин Зегельса! Владетель всех угодий! Ха, да чтоб он лопнул, ненасытная прорва! Чтоб у него брюхо поперек треснуло! Владетель Зегельса и барон! А своего добра ни на грош! Я своими ушами слышал, что старый Хорф из Крейцбурга выгнал щенка прочь, лишил наследства и, говорят, публично от него отрекся, в ознаменование чего была составлена надлежащая грамота, к которой приложил печать фогт из Эрле. Так то!

– Я то же про это слышал, но впоследствии выяснилось, что грамота не имела законной силы, – рассудительно ответил худощавый. – С братом Альберт Хорф сумел договориться полюбовно.

– Да какой он Хорф, разрази меня гром! Выродок, грабитель!

Вдали за синей полосой леса послышался отзвук громовых раскатов, и фон Тротта поспешно осенил себя крестным знамением. Его спутник, чуть помедлив, повторил за ним, после чего добавил, не меняя интонации:

– Свое имя он носит по праву. Что до его дел, то божий суд на небе и людской на земле рассудят их по справедливости.

– Вот-вот! – взбодрился старый рыцарь, все еще с опаской поглядывая на небо. – Пусть магистр Волтер с ним разберется, пусть пошлет сотню латников в Зегельс, пусть вздернет щенка на замковых воротах…

– Коль скоро земли и замок находятся во владениях архиепископа, то следует прежде подать жалобу в совет архиепископства, – перебил худощавый. – Каковой соберется в Ронненбургском замке к Иванову дню…

Он запнулся, поймав насмешливый взгляд фон Троты.

– Ты, брат Хеннинг – ученый человек, но не видишь дальше своего носа, – фыркнув, заметил тот. – Пусть прелаты обделывают свои дела, пусть судят да рядят о своем – Ордена это не касается. Но, ей-богу, ежели старый Михель Гиллебранд попробует высунуть нос из Ронненбурга, ему самому не поздоровится. Здесь, в Латгалии всем заправляют наши командоры и фогты, а над ними – никого, кроме Господа Всемогущего и Волтера фон Плеттенберга. Архиепископ Рижский и епископ Дерптский об этом знают лучше тебя, поэтому вмешиваться не станут. Да и что им за дело, кто сидит в Зегельсе?

– А для Ордена это важно?

– Сам подумай. Покойный Клаус Унгерн был с нами в большой дружбе, а его земли тянутся вдоль всей реки Педец – хороший мост между владениями Ордена на севере и на юге. К тому же барон был главой местного мантага и входил в совет архиепископства. Связи у него были повсюду… Смерть его – для нас большая потеря, такого союзника в своем государстве найти нелегко. Старшая барышня Унгерн натворила дел – с французом сбежала и без отцовского соизволения с ним обвенчалась. Но тот хоть помер… Так она с Хорфом спуталась и теперь носит от него ублюдка. По всему выходит, что сошлись они еще при жизни француза, что уже есть преступление, за которое баронессу, как и любую распутную девку, следовало бы прилюдно высечь на телеге, а щенка Хорфа выслать из страны. Чума на этого злодея! Ишь чего удумал! Зегельсу он теперь хозяин, ха! Вся желчь так и вскипает, как вспомню о том, что он мне наговорил. Ехиднино отродье! Сучий сын! Но пусть, про него много чего еще болтают. Думаю, коли дело дойдет до суда, этот разбойничий выродок не отвертится, а Элизу Унгерн после родов отправят в монастырь – грехи замаливать…

Брат Хеннинг задумчиво поскреб пальцем губу, потом, бросив взгляд на едущий следом возок, тихо проронил:

– Значит, фрейлейн фон Зегельс неспроста отправилась с нами?

Старый ливонец, шумно отдуваясь, провел рукавом по лицу и перевел взгляд на горизонт. Над лесом уже вовсю громыхало, и фиолетовые тучи то и дело озарялись бледными сполохами зарниц. От низкого неба к верхушкам деревьев протянулась размытая грязно-серая полоса дождя. Сильный порыв ветра поднял тучу пыли с дороги, бросая ее на путников. Всадники как по команде пригнули головы, а из окошка возка высунулась женская рука, ловящая хлопающий на ветру тяжелый занавес.

Рыцарь фон Тротта сплюнул осевший на губах песок и, жестом подозвав к себе самого молодого из спутников, громко распорядился: